Мама, ! ты в порядке? молодец! вопросы и пожелания? замечательно! тогда целую. будь-будь! коробочка тухла, смолкала. в первые дни старая катерина лишь дивилась такому чуду. прежде на хуторе был телефон в колхозной конторе. но тот телефон уплыл вместе с колхозом. теперь появился «мобильный». и то слава богу. –мама! слышишь меня? ! живая-здоровая? молодец. целую. не успеешь и рта раскрыть, а коробочка уж потухла. это что за страсть – ворчала старая женщина. — не телефон, свиристелка. прокукарекал: будь- вот тебе и будь. а а тут, то есть в жизни хуторской, стариковской, было много всего, о чем рассказать хотелось. ее и впрямь , когда телефон , что он дорогой и нужно говорить короче, о самом главном. но что оно в жизни главное? особенно у старых прошел еще один день. а утром слегка подморозило. как всегда поутру, засветил и запел телефон мобильный. , моя доча, . одно лишь звание, что – живая. я ныне так вдарилась, – она. – не то нога подыграла, а может, склизь. где, где…– подосадовала она. – во дворе. воротца пошла отворять, с ночи. а тама, возля ворот, там грушина-черномяска. ты ее любишь. она сладимая. я из нее вам компот варю. иначе бы я ее давно ликвидировала. возля этой – мама, говори, , конкретней. не забывай, что это – мобильник, тариф. что болит? ничего не сломала? – вроде бы не сломала, – все поняла старая женщина. – капустный лист. на том и закончился с дочерью разговор. остальное самой себе пришлось досказывать: «чего болит, не болит. все у меня болит, каждая косточка. такая жизнь » и, отгоняя горькие мысли, старая женщина занялась привычными делами во дворе и в доме. но старалась больше толочься под крышей, чтобы еще не упасть. а потом возле прялки уселась. и мысли, словно нить, тянутся и тянутся. а за окном — день осенний, словно бы сумерки. и вроде зябко. и тут совсем неожиданно, в обеденный неурочный час, заиграла музыка и засветил, проснувшись, мобильный телефон. старая женщина испугалась: – доча, чего случилось? не заболел кто? а я всполохнулась: не к сроку звонишь. ты на меня, доча, не держи обиду. я знаю, что дорогой телефон, деньги большие. но я ведь взаправду чуток не убилась. тама, возля этой – она опомнилась: – господи, опять я про эту дулинку, прости, моя издалека, через многие километры, донесся голос дочери: – говори, мама, – вот я и гутарю. ныне какая-то склизь. а тут еще эта да корень этот под ноги лезет, от грушины. нам, старым, ныне ведь все мешает. я бы эту грушину навовсе ликвидировала, но ты ее любишь. опять я не то прости, моя доча. ты слышишь в далеком городе дочь ее слышала и даже видела, прикрыв глаза, старую мать свою: маленькую, согбенную, в белом платочке. – говори, – просила она и боялась лишь одного: вдруг оборвется, и, может быть, навсегда, этот голос и эта жизнь. – говори, мама,