Реальное — эстетическая категория, характеризующая адекватное воспроизведение действительности в искусстве. Авторская концепция действительности парадоксальна у Достоевского: для него наличное не всегда существенно, кажимость подчас скрывает происходящее, а исключительное и фантастическое нередко открывают сокровенный смысл действительного. С одной стороны, нет ничего фантастичнее самой действительности; с другой стороны, фантастическое позволяет проникнуть в сущность этой действительности. Об этом писал Достоевский, и его слова хорошо известны читателям: «У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве), и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительности. Обыденность явлений и казенный взгляд на них, по-моему, не есть еще реальное, а даже напротив. В каждом нумере газет Вы встречаете отчет о самых действительных фактах и самых мудреных. Для писателей наших они фантастичны; да они и не занимаются ими; а между тем они действительность, потому что они факты. Кто же будет их замечать, их разъяснять и записывать! Они поминутны и ежедневны, а не исключительны» (291; 19 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Или: «Совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики. Мой идеализм — реальнее ихнего. Господи! Порассказать толково то, что мы все, русские, пережили в последние 10 лет в нашем духовном развитии, — да разве не закричат реалисты, что это фантазия! А между тем это исконный, настоящий реализм! Это-то и есть реализм, только глубже, а у них мелко плавает. Ну, не ничтожен ли Любим Торцов в сущности, — а ведь это все, что только идеального позволил себе их реализм. Глубок реализм — нечего сказать! Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснишь. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты. Случалось» (281; 329). При жизни Достоевского критика часто называла его произведения «фантастическими». Достоевский подхватывает это слово, но полемически меняет его смысл: «Для послесловия. Я написал фантастический роман, но никогда более действительные характеры (жажда любви и правды, гордость и неуважение к себе) (9; 199 — курсив Достоевского. — Прим. ред.). Или: «Неужели фантастичный мой "Идиот" не есть действительность, да еще самая обыденная!» (291; 9). Какова цена этих и других признаний в «фантастичности» своих произведений? Достоевский жадно ловил любое свидетельство против: «В "Биржевых" (или "Новом времени" — Страхов не запомнил) он читал на днях статью о "Подростке". Довольно длинную. В ней не то что хвалят, но говорят, что до сих пор многие принимали типы Достоевского отчасти за фантастические, но, кажется, пора разубедиться и признать, что они глубоко-реальные и проч. в этом роде» (292; 12). Подчас фантастичностью Достоевский дразнил своих оппонентов: «За кофеем я отдал вполне справедливость Ефиму и здравому смыслу его. Да, он был практичнее меня, но вряд ли реальнее. Реализм, оканчивающийся кончиком своего носа, опаснее самой безумной фантастичности, потому что он слеп» (13; 115). Реальное истинно, если оно обращено к Богу и Христу; но призрачно, если пошло и прозаично. Нет ничего реальнее личности Христа, реален фантастично Дон-Кихот и Идиот, но фантастично обыденное. Ср. признание Версилова Аркадию: «Ты, может быть, не знаешь? Я люблю иногда от скуки... от ужасной душевной скуки... заходить в разные вот эти клоаки. Эта обстановка, эта заикающаяся ария из "Лючии", эти половые в русских до неприличия костюмах, этот табачище, эти крики из бильярдной — все это до того пошло и прозаично, что граничит почти с фантастическим» (13; 222). Художественным выражением реального у Достоевского является его концепция реализма.
можно как лучший ну я тоже не плоха!
всё равно
